Белорусский легкоатлет Максим Недосеков в интервью СБ рассказал, насколько тяжело он переживал кончину тренера Татьяны Нарейко.
— Привет, как сам?
— Уже получше. Признаюсь, недавняя смерть моего тренера Татьяны Нарейко, которая была для меня как вторая мама, выбила из колеи.
Месяц не мог себя найти и в тренировочном процессе, и в жизни. Был полностью потерянный. Все случилось очень быстро, внезапно. Скажу прямо: жизнь для меня теперь разделилась на до и после.
— Как это все произошло?
— Провели длительный сбор в Кисловодске. Отлично поработали. Настало время возвращаться домой, и тут все заметили, что Татьяне Федоровне как будто нехорошо. Сама она ни на что никогда не жаловалась, подумали, что просто устала. Перелет оказался тяжелым: около десяти часов с пересадками, — но и дома улучшений не последовало. Подскочила температура под 40, однако к врачам Татьяна Федоровна обращаться не хотела. Я настоял. Приехала скорая, забрали в больницу. Спустя пару недель как гром среди ясного неба: в реанимации! Что? Как? Почему? Мы — туда. От увиденного, признаюсь, обомлел: своего тренера не узнал. Был поражен, как человек может за такое короткое время сгореть. Стало страшно. Внутри все упало. Мы ведь с 2016-го года вместе работали, столько прошли и пережили… Шок! Не мог тренироваться, мысли были далеко, полная расконцентрация. Вскоре Татьяну Федоровну перевели на ИВЛ, а буквально к вечеру ее не стало.
— Прощаясь, о чем думал?
— В голове был полный сумбур, в душе — опустошенность. Ничего не хотелось. Но мысленно дал обещание тренироваться и работать еще более усердно. Труд Татьяны Федоровны и все усилия, которые она в меня вложила, не должны пройти даром. Сделаю это, чтобы она гордилась мной на небесах.
— Можно сказать, что именно Татьяна Нарейко сделала прыгуна Максима Недосекова, какой он есть?
— Конечно. Она воспитала меня, привила ответственность, характер. В 14 лет я переехал в Минск и был здесь совсем один. Роль Татьяны Федоровны в моем становлении неоценима.
