Голос "Минск-Арены" Аврамчик: "У меня есть микрофон, я могу говорить"

Дмитрий Аврамчик — человек, которого знает практически каждый болельщик минского "Динамо" и сборной Беларуси. Если не зрением, то слухом многие знакомы с этим парнем, который помогает смотреть хоккей на "Минск-Арене". Знакомимся с голосом самой большой хоккейной площадки страны. 

— Случайным образом пришел в хоккей в 2014-м году, после чемпионата мира. Это событие не застал совсем, только работал в зоне гостеприимства в роли ведущего. Тем летом в минское “Динамо” приходит наша с другом знакомая. На первых порах ей нужно было улучшить работу с болельщиками, кроме ведущего на матче, приглашали ведущего для работы в фойе. Мой друг работал на матчах, но иногда у него не получалось провести игру, и он рекомендовал меня на замену. Таким образом, абсолютно случайно попал на матчи минского “Динамо”. Помню, когда оказался в ядре арены, не понимал ни одного правила, но было классно, шумно и громко. Атмосфера цепляет человека моей профессии, поэтому для себя открыл новый сегмент и понял, что там классно. С точки зрения отклика мне нравилось, поэтому постоянно соглашался, потом дорос до других проектов.

— Получается, выиграл конкуренцию у своего товарища.

— Возможно, и так. Наверное, был в этом больше заинтересован.

— Но за белорусским хоккем в 2000-е годы не следить было невозможно.

— Знал, что такое хоккей, про Олимпиаду-2002, но, скорее всего, благодаря переозвученному видео, когда Копать забил гол. Об успехах сборной Беларуси, например, в 2006-м, не знал, потому что до 2014-го года меня больше интересовал футбол. Тем более мой любимый клуб тогда выиграл Лигу чемпионов (мадридский “Реал”, — прим. sport5.by). Не могу сказать, что был в курсе всех дел в хоккее.

— Какие моменты из работы больше всего заставляли тебя улыбнуться?

— Сообщения в соцсетях. Иногда даже думаю, что для болельщика ведущий — это человек, который пришел, взял микрофон и ему все можно. Он у себя на празднике, делает, что хочет и так далее. Если это со стороны выглядит так легко и непринужденно — значит мы все молодцы, потому что на самом деле это сложный организационный процесс, а я одно из его звеньев, как в нашем слогане:)

Мне, например, писали сообщения: “Здравствуйте, у меня на матче будет друг Валера, включите ему песню “Валера, Валера” и скажите, что вы ему ее посвящаете”. После одного из матчей прочитал в директе: “Можно сообщить парню на матче, что он станет папой?”. И я думаю: матчи "Динамо" на "Минск-Арене" настолько важны для людей, что своими самыми главными новостями они готовы делиться при 15 тысячах зрителей. Парни делают предложения своим любимым девушкам на трибунах, будто в кругу семьи. Уверен, так происходит из-за домашней атмосферы, которую мы создаем на каждом матче.

Могу идти по арене, и у меня спрашивают: “А где здесь можно покурить?” — как будто ко мне домой в гости пришли. Это заставляет улыбаться до сих пор, атмосфера такая, что все свои. А вообще, болельщики уже поняли, что даже с днем рождения поздравляю не случайных людей. Стали догадываться, что это спланированно. Раньше ведь задавали вопросы, а откуда вы знаете, у кого день рождения? Неужели людям кажется, что мне на месте говорят, поздравь меня с днем рождения? А какие-то вещи до сих пор удивляют. Но, в целом, ничего сверхъестественного, все знают, куда пришли. У нас хорошие болельщики, поддерживают команду и очень тепло относятся ко мне и к ребятам.

— Возможно, это связано с тем, что раньше на матчах в Беларуси было не так много ведущих?

— Их и сейчас не так уж и много. Это требование спорта и времени, работы с болельщиками, развлекательного и околоспортивного контента. В то же время это требует не только финансовых затрат, но и человеческого ресурса, потому что процессы, которые запущены на матчах “Динамо”, — это довольно большая работа группы людей. У нас постоянно есть сценарий. Знаю, что за чем следует, мне сообщают по рации. Перед матчами всегда обсуждаем, что будет во время игры. Если бы ты делал это один, в случае с поединками минского “Динамо” это было бы невозможно. Да, в работе много импровизации, но есть огромная команда людей, которая пишет сценарий, все знают свою работу. Это очень сложно и довольно затратно, но оправдывает себя. Как мы видим, минское “Динамо” — одна из лучших команд в КХЛ по работе с болельщиками. Если говорим про экстралигу, здесь все сложнее. Ты не можешь в клубе держать штат сотрудников, которые будут делать эту работу. Пригласить ведущего можно, он объявит состав, поработает с болельщиками, но всех сервисов дать не получится. Плюс техническое обеспечение многих арен оставляет вопросы.

— В прошлом сезоне ты работал на матчах “Шахтёра”, а в этом — в Бресте. Как это произошло?

— Это интересный вопрос. У меня были предложения от других клубов, кроме “Шахтёра” и “Бреста”, ещё в феврале, но мы ни до чего конкретного не дошли. И, конечно, у меня не было особого желания работать где-либо, кроме клубов, которые мне близки по разным причинам.

Минское “Динамо”, понятно, это другая лига, вообще большая моя любовь. И очень этим горжусь, счастлив там находиться. В экстралиге это солигорский “Шахтёр”, там мои друзья, там провел прошлый сезон.

В этом сезоне перед началом игрового года оказался не нужен. Прямо сказали, что это установка от руководства — брать местных ребят. По разным причинам это для клуба выгодно, поэтому в сезоне, скорее всего, без тебя, но, если что-то поменяется, если будешь готов…

В итоге за сезон, может быть, в первый месяц один раз съездил, у других ребят не получалось. Смог отработать, потом мне еще один раз предложили, но уже у меня не получалось.

Перед плей-офф пригласил “Брест”, потому что в прошлом году работал там на матчах плей-ин. Это всех устроило, с Солигорском тоже это обсуждали еще год назад.

Но в Бресте мои друзья, как и в Солигорске, которым не откажу. Там Сергей Анатольевич Сушко, с ним работали в “Динамо”, там его сыновья, с которыми дружим. Ближе познакомились с нынешним директором — Алексеем Лоско. И ребята, которые там играют, братья Малявко, Шелег. В Бресте всегда приятно сотрудничать, и город прекрасный. Поэтому с удовольствием согласился работать первый раунд плей-офф, а дальше произошла история, о которой мало кто знает.

Когда заканчивался первый раунд между Брестом и Витебском, оставался седьмой матч — и у меня спросили из Бреста, готов ли поработать в следующем раунде, а Солигорск на тот момент уже вышел во второй. Готов ли поработать против Солигорска? Первый мой ответ был, скорее всего, нет. В итоге, когда уже было понятно, что они играют друг с другом, спросил у Солигорска, рассчитывают ли они на меня. Ответили, что нет. А "Брест" хотел меня видеть, "Шахтёр" либо не хотел, либо ему нужен был кто-то другой. Поэтому поехал заниматься делом.

Нужно отделять личное от работы. Можем быть из любого города, но все равно на другом матче профессионально отнесемся к делу.

Это так же, как хоккеисту в одном клубе скажут, что не готовы видеть, а в другом, что ждут. И, конечно, он поедет, и никаких к нему вопросов нет. Это не отменяет личного отношения и симпатии к предыдущей команде.

Прошёл с Брестом от первого раунда плей-офф до финала и поработал максимальное количество игр, кроме последней. А как же любовь к хоккею? Она у меня большая, безмерная. Но нет столько времени, чтобы любить его одинаково во всех городах.

— Церемонию закрытия сезона провели вместе с Ольгой Бузовой. Расскажи про неё.

— Работа с Олей — очень интересный опыт. Она интересный человек, очень талантливый. И по прошествии времени у меня довольно простой вывод. Оля — разумный, оценивающий правильно каждое своё действие, человек, который понимает мотивацию своего высказывания.

Но мне показалось, и, наверное, не только мне, что в какой-то степени, раз уже её пригласили, она понимала, что является одним из главных хедлайнеров этого мероприятия.

И иногда это позволяло ей делать чуть больший акцент на себе, чем на происходящем в этом зале. Вот это, конечно, могло смутить кого-то: Оля могла кого-то остановить на полуслове, прокомментировать, перебить, рассказать про себя историю, хотя собрались немного по другому поводу, а не на бенефис. Но в этом вся Оля. Все должны были понимать, кого приглашали. На этом построен бренд.

Но было классно. Читали сценарий в гримерке — все, что нужно, переспрашивала, уточняла, все знала, но шла так, как ей было удобно. Сначала приходилось намекать на кое-какие вещи, поэтому это вышло немного дольше, чем обычно.

— Все эти шутки, все слова — это импровизация?

— Конечно. Перепутала, ничего страшного. В сценарии это не прописано. Много импровизации с её стороны. Просто человек знает, в какой момент и какую тему предложить.

— В матче плей-офф с московским “Динамо” ты сказал о том, что на трибунах присутствует 115 тысяч зрителей. Специально так сделал или это вышло случайно?

— Конечно, специально. Более того, даже согласовал это с руководством. Ничего не говорю случайно во время матча. Не могу ошибиться о 115 тысячах на арене, в присутствии людей, которые понимают, какого это уровня клуб. Прекрасно понимаю, кто ходит на эти матчи, кто их смотрит. Конечно же, это неслучайно. Говорил в других сезонах, на матче присутствует 100 тысяч зрителей, в этот раз мне захотелось сказать 115 тысяч. Как мне кажется, это лучше звучит.

Но хотел еще в регулярке. И тогда спросил, могу ли такое озвучить, не смутит ли это кого-то. Может быть, это вопрос регламента. Мне сказали, не говори 100, скажи 115. Не озвучил, потому что успел информатор сообщить, что на матче присутствует там 15 086, аншлаг тогда был. Уже в плей-офф понимал, что скажу раньше него.

На это была отличная реакция у людей, всем очень понравилось. Потом дал комментарий по этому поводу, что арена болеет так, как будто там 115 тысяч. Но этот стадион не такой большой. Однако, если закрыть глаза и послушать, как болеют за “Динамо”, можно подумать, что это так.

Специально подошел перед следующим матчем, попросил у своего руководителя, могу ли обратиться к дизайнеру за изображением 115 тысяч — дали добро. Вместе сделали картинку, поставили пометку на слух и повторили это. И этот же тренд я повторил в Бресте. Там было 2,5 тысячи, а я сказал 12,5 тысяч.

— У тебя были ошибки в словах, которые произнес на всю арену?

— Было две. Мы играли со “Слованом” из Братиславы. Это было лет шесть назад. Стою внутри фан-сектора и на гимнах смотрю, как разворачивается флаг. Сразу как на автомате говорю: “Звучит государственный гимн Российской Федерации”. И тишина. В этот момент понимаю, что что-то не так, поворачиваюсь — вижу, что это не флаг России, и слышу легкий прикол вокруг. Тут же говорю о том, что звучит государственный гимн Словакии.

И один раз была очень интересная история с составами команд: два матча подряд играли с ЦСКА и СКА. Не особо слежу за составами других команд — мне обычно перед игрой приносят лист со стартовыми пятерками. Объявляю состав ЦСКА, матч проходит, все хорошо.  На следующий поединок я беру стартовый состав СКА и иду работать. А в этой распечатанной версии были новый вратарь и нападающие, а защитники остались с прошлого матча, с ЦСКА. Читаю с листа, получается, что не с того, не тот лист со стола взял… Назвал защитников ЦСКА, хотя на льду были ребята из СКА. В момент игры никто слова не сказал, а уже после узнал это от Степы Фальковского, который тогда так и не услышал своего имени! Но мы все равно отдельно поприветствовали его на матче чуть позже!

— После таких ошибок какие-то санкции к тебе могут быть применены? Хоккеиста лишают премии, дают штраф. В твоей работе такое бывает?

— По гимну не знаю, могут ли быть санкции, но, наверное, да. А с составами… Технический момент, на матч и атмосферу это точно никак не повлияло. Не уверен, что даже болельщики заметили.

— Тебе же нельзя говорить, когда идёт игра. Было ли такое, что работал после вбрасывания и за этим последовали санкции?

— Нельзя говорить, когда заиграна шайба. Допустим, после выбрасывания, это четко знаю и никогда так не делаю. Но иногда, если чувствую, что могу себе позволить, залезаю. За всё время слышал пару таких замечаний, но они не были отражены в протоколах. Если не злоупотреблять, делать это на полсекунды, ничего страшного нет.

В целом, у меня очень хороший тайминг в голове. Чувствую коммерческую минуту, у меня же не написан текст пауз, но знаю, что скажу. Даже если у меня она прописана, говорю своими словами. С точки зрения обычных пауз, всегда становлюсь так, чтобы увидеть линейного судью. Понимаю, когда он подсаживается, когда заносит руку, — заканчиваю предложение.

В экстралиге свои правила, потому что там и болельщик не так сильно готов, иногда нужно залезать. Все мы работаем на нашу лигу, на её медийность и бренд. Судьи с пониманием к этому относятся. В КХЛ мы все равно же чужие люди. То есть они имеют право писать по этому поводу жалобы. Но судьи медийно подкованы, они могут просто устно сделать замечание и мне его передать. Единственное, что четко обозначено: когда гол забивает наша команда, говорю, кто забросил, чтобы момент эмоционально не пропустить. Но, пока горит желтая лампочка, его же ещё могут отменить, а я уже сказал. Такой диссонанс может возникнуть. Многие думают, что лучше не объявлять. Но мы всегда объявляем, потому что малая вероятность, что шайба не будет засчитана. Я же вижу, когда судья разводит руки, когда он показывает гол.

— Когда “Динамо” берет тайм-аут, всегда просишь, чтобы болельщики не шумели, ведь так не слышно тренера. Какие фишки ещё есть в твоей работе?

— Когда все кричат, очень тяжело коммуницировать. Понятно, что два тренера работают, это для всех тайм-аут. Но всё равно нам важно и нужно что-то объяснить. Поэтому хочется сделать, чтобы команде было комфортно. Представляю, какой гул стоит, как хорошо болеет арена. Момент тайм-аута — это что-то ответственное. Болельщик тоже это понимает, и он настолько громкий, что вижу, как напрягаются тренеры, как ребятам тяжело. Но это же важное время, это не раздевалка, где хоккеисты спокойно всё услышат. Поэтому всегда прошу тишины.

И ещё одна моя фишка, которую начал, конечно же, в Солигорске. Правда, за это выслушал от капитана в то время жлобинского “Металлурга” Евгения Соломонова от имени команды очень много недовольства.

Три года назад работал в Солигорске в матче плей-офф, после которого на сезон и пригласили туда. “Шахтёр” играл шестой матч и мог вылететь. Понимал, что моя задача максимально давить, создавать некомфортные условия для гостей. Всё-таки преимущество домашней арены и в поддержке, и в неудобстве для гостей. Поэтому на моменты, когда команда соперника играла в большинстве, предложил создавать максимально некомфортное звучание для соперника. Другими словами, солигорцы очень прямо меня поняли. Свистели так, когда шайба была у “Металлурга”, и им это сильно не понравилось, “Шахтёр” выиграл. Делаю так на “Минск-Арене”. Но прошу не свистеть с точки зрения неуважения соперника, а создавать максимальный гул, когда противник владеет шайбой, и аплодировать, когда ребята выбрасывают их. Знаю, что это всё слышат. Это и есть те фишки и традиции боления.

Могу позволить себе рассказать на матче на “Минск-Арене”, почему вратарь стучит клюшкой. Понимаю, что некоторые люди впервые открывают для себя хоккей, они должны в него влюбиться. Поэтому если счёт и настроение позволяет, какие-то неформальные вещи добавляю, это одна из моих задач.

Могу этого не делать, не прописано. Могу не рассказывать, какую шайбу по счету забил Сэм Энас или Роман Горбунов. Не говорить, что это лучшие бомбардиры команды. Но делаю это, потому что хочется, чтобы люди, которые приходят на трибуны, узнавали ребят, понимали их значимость и уходили с каким-то интересом, чтобы это был не просто человек, а хоккеист любимой команды.

Если говорить про какую-то вещь, которую не меняю, всегда говорю одну и ту же фразу перед гимном: “С любовью в сердце и в один голос”. Для себя решил, что буду говорить постоянно. Думаю, она тоже своего рода бренд. Работа ведущего в том, чтобы добавить каких-то незаметных вещей для болельщика, потому что те, кто любит хоккей, мне это простят. Они знают, что делаю это каждый раз, это часть нашей арены. Для тех, кто пришел в первый раз, с удовольствием объясню какой-то момент. Могу рассказать, почему шайба вылетела, что её не надо возвращать, когда такое произошло. И 15 тысяч человек знают, почему она не возвращается. Плюс факт, с которым ты ушел с арены. У меня микрофон, я могу говорить. Поэтому с высоты своего опыта, понимания этой игры и работы с публикой, знаю, что нужно делать.

— Некоторые вещи арена делает уже и без тебя, например, когда аудитория стоя смотрит хоккей на последних минутах. Получается, публику можно приучить к некоторым вещам?

— Да, это круто. Когда работаешь с начала сезона, в концовке всегда все хорошо. За полгода можно забыть, где-то новые люди приходят. Но к завершению всегда все просто и легко, фан-сектор работает. Он может делать, что хочет, даже когда шайба вброшена, заводят любые кричалки.

Был очень важный матч, кажется, с “Амуром”, мы “горели”, поднимал арену за почти пять минут до конца. И это сработало, мы сравняли. Когда идёт вязкая игра, нужно чуть-чуть больше добить.

Кстати, для комфорта болельщиков, когда у нас большинство, хочу кричать: “Забивай”. Несколько лет назад было так. Перед вбрасыванием начинаю заводить, судья вбрасывает шайбу, и в этот момент информатор начинает говорить: “За подножку малым штрафом…” И тут воспитанная белорусская публика умолкает, дает ему сказать, и, соответственно, пропала кричалка. Она уже не работает. В какой-то момент договорились с информатором объявлять удаление сразу, как только знаете, за что и кто удален. И в этот момент все работает по-другому. Понимаю, что у меня есть вот эти 5-7 секунд, пока подъезжают линейные судьи, чтобы сказать: “Забивай”. Это вещи, к которым нужно было прийти, и которые сработали.

— Почувствовал ли ты разницу в атмосфере на матче “Динамо” и сборной Беларуси?

— Сто процентов, разница в матче была ощутима. Во-первых, с точки зрения посещаемости. На “Динамо” всегда ходит много людей. Это главный клуб страны. Но помним, в какой день играли матч с россиянами. Матч был в начале длинных выходных, в субботу — у людей свои планы. И в этот день арена была неполная. Есть ли для меня разница, можно долго рассуждать. Если работаешь в Бресте, имея две с половиной тысячи на трибунах, и это получается делать, то имея 5-7 тысяч на трибунах “Минск-Арены”, тоже можно работать.

Но надо понимать, что аудитория, которая посещает матчи минского “Динамо”, конечно же, лояльна. А та, которая приходит на поединки национальной команды, ее не настолько часто видит, чтобы привыкнуть и к составу, и к каким-то традициям игры дома. На “Минск-Арене” сборная не выступала почти восемь лет, до этого матчи были на “Чижовке”, довольно сложной арене с точки зрения посещаемости. Поэтому похвастаться количеством присутствующих на игре национальной команды сейчас сложно ввиду графика её выступлений.

Поэтому у болельщиков все-таки традиция переживания за национальную команду на товарищеских турнирах сильно скромнее, чем на матчах минского “Динамо”, особенно в майские выходные.

Есть еще фактор того, что играем с одним и тем же соперником. То есть, если бы “Динамо” в КХЛ играло только со “Спартаком” четыре раза в неделю, то, наверное, на четвертый матч пришло бы чуть меньше людей. Поэтому это важно.

Еще заметил, что очень много человек на трибунах национальной команды сидело в атрибутике минского “Динамо”. И она видна на всех аренах экстралиги.

Мне нужно было чуть больше поработать с образовательной точки зрения, что-то объяснить. Но все же правильнее принципиально от этого отказаться. Потому что национальная команда — это апогей. Туда приходит болельщик из любого клуба, из любого города, который приходит болеть. Это болельщик искушенный, которого не надо ничему учить. Любой фанат хоккея должен всем сердцем болеть за национальную команду. Ему не надо ничего объяснять. Поэтому в этом смысле вся моя работа заканчивалась только на том, что нужно было направлять людей. И это, мне кажется, было бескомпромиссно и для национальной команды правильно. Это не длинный сезон, где мы можем воспитать болельщика, а единственный матч в году национальной команды в Беларуси. Единственный за 8 лет на “Минск-Арене”, где должны быть люди, которые знают, куда пришли. Поэтому, конечно, было чуть тяжелее. Но облегчать себе задачу в этом смысле не хотел.

— На твой взгляд, хоккеисты стали более открыты к медиа в последнее время?

— Сто процентов, потому что интернет и медиа сделали свое дело. Те спортсмены, которым сегодня по 20 лет, видели примеры других ребят, открытых к медиа, публике. Они получают информацию из таких же форматов, в которые их сегодня приглашают. Поэтому для них не чуждо. Если мы говорим про тех, которым сейчас 50 лет — возьмем легенду Олега Антоненко — в его время не было тиктоков, инстаграмов, ютубов и прочего. Это несколько другой жанр, тогда могли быть газетные комментарии, в которых можешь формулировать, как угодно, не обязательно быть красивым, подбирать слова на камеру. Говоришь — дальше отработает редактор, автор, журналист. Там важно передать суть.

Сейчас несколько другая задача. Поэтому для ребят старшего поколения это ещё не так близко, как для младшего, для которых это все привычно. И еще очень заметный фактор, с которым, думаю, и ты согласишься. Ребята, которые приезжают из заокеанских лиг, которые уехали в 17-18 лет сейчас видят работу с прессой частью своей хоккейной карьеры. Это неразделимые вещи, как и шоу-бизнес. Делаешь свою работу и общаешься с болельщиками, тебе помогают твои соцсети. Там это с самых юных лет понимают. Этому тоже нужно уделять внимание. И где-то в ранние годы мы не всем объясняли, не во всех городах в этом смысле работали, не во всех школах. Но сейчас уже по-другому. Никогда не чувствовал в общении никакого отказа, никакого страха и прочего. Любой журналист с каждым сезоном чуть комфортнее себя чувствует во взаимодействии с нашими спортсменами. Хоккеисты более консервативны, чем представители других видов спорта. Поэтому с ними изначально несколько сложнее. И это нормально, но такое пройдет.